Бальдр - самый любимый бог.

По преданиям, у Одина и Фригг родились близнецы, настолько непохожие ни по характеру, ни по внешнему виду, насколько это возможно для двух братьев. Хед, бог тьмы, был мрачным, молчаливым и слепым, как мрачность греха, которую он олицетворял. Его брата красавца Бальдра почитали как чистого и сияющего бога невинности и света. Казалось, что от его белоснежного лба и золотых кудрей льется солнечный свет, радующий сердца богов и людей, любивших его одинаково сильно. Молодой Бальдр необычайно быстро возмужал и легко получил право присутствовать на советах богов. Его чертог, чью серебряную крышу поддерживали золотые колонны, находился в Брейдаблике. Дворец был таким чистым, что туда не могло попасть ничего обыденного или порочного. Там он жил в полном согласии со своей женой Наиной (цветение) и дочерью Нип (бутон), прекрасной и очаровательной богиней. Бог света отлично знал науку рун, которые были вырезаны у него на языке; он знал силу трав, среди которых была и ромашка, называемая не иначе как «чело Бальдра», потому что сам цветок был столь белоснежным, как и лоб бога. Единственное, что было неведомо Бальдру, это его собственная судьба.

Сон Бальдра

Так как Бальдр Добрый всегда был весел и счастлив, боги серьезно встревожились, заметив перемены в его поведении. Его сияющий взгляд постепенно затухал, на лице появилась озабоченность, а поступь стала медленной и тяжелой. Один и Фригг, заметив печаль своего любимого сына, просили его открыть им ее причину. Поддавшись на их настойчивые уговоры, Бальдр признался, что его сны, до того спокойные и приятные, сменились темными и гнетущими снами. И хотя, проснувшись, он не мог ясно представить, что ему снилось, смутное чувство страха постоянно преследовало его. Узнав об этом, Один и Фригг встревожились, но решили, что их любимому сыну не будет причинено никакого зла. Однако, обсудив все между собой, обеспокоенные родители признались друг другу, что их тоже мучают странные предчувствия. Решив, что жизнь их сына Бальдра была под угрозой, они попытались предотвратить опасность. Фригг послала своих слуг во все концы света, строго наказав им уговорить все живые существа, все растения, металлы и камни: все живое и неживое – торжественно поклясться, что они не причинят Бальдру никакого вреда. Все создания с готовностью принесли эту клятву, так как не было на земле существа, не любившего сияющего бога. Вернувшись, слуги сообщили Фригг, что все поклялись не вредить Бальдру, все, кроме омелы, растущей на стволе дуба у ворот в Вальхаллу. Растение, добавили они, столь слабо и безобидно, что от него невозможно ожидать опасности. Успокоенная, Фригг вернулась к своей пряже, так как теперь она не опасалась за жизнь любимого ребенка.  В это время Один решил навестить одну из вёльв-прорицательниц. Оседлав своего восьминогого боевого коня Слейпнира, он направился к шаткому мосту Бивресту, а затем по безрадостной дороге к реке Гьелль и входу в Нифльхейм. Там, пройдя врата преисподней и миновав пса Гарма, он попал в мрачный чертог Хель. К своему удивлению, Один увидел, что в этом темном царстве приготовлен пир, а скамьи устланы коврами и усыпаны золотыми кольцами, будто бы в ожидании почетного гостя. Он не останавливаясь двинулся далее, пока не достиг того места, где на протяжении многих лет безмятежно пребывала вёльва. Тогда он начал торжественно напевать магическое заклинание и чертить руны, которые могли воскрешать мертвых. Внезапно могила разверзлась, и оттуда медленно поднялась прорицательница, вопрошая, кто же осмелился потревожить ее покой. Один, не желая, чтобы она знала, что он был могущественным отцом богов и людей, назвался Вегтамом, сыном Валтама, и сказал, что разбудил ее узнать, для кого Хель готовит пир. Прорицательница глухим голосом ответила ему, сказав, что она ждет в гости Бальдра, которому было предназначено умереть от руки своего брата Хеда, слепого бога темноты. Несмотря на нежелание вёльвы говорить далее, Один убедил ее рассказать, кто отомстит за убитого бога и призовет убийцу к ответу, ведь месть и возмездие были для северных народов делом чести. Прорицательница сказала ему, как уже предсказывал Ростьоф, что Ринд, богиня земли, родит Одину ребенка и что Вали, как его назовут, не будет ни умыт, ни причесан до тех пор, пока не отомстит Хеду за смерть Бальдра. Выслушав предсказания богини судьбы о законе Орлог, которые не могли быть изменены, Один сел на своего боевого коня и направился назад в Асгард, думая о том недалеком времени, когда его любимого сына больше не будет в божественных чертогах, а исходящее от него сияние навсегда исчезнет. Однако, оказавшись в Глядсхейме, Один услышал от Фригг то, что его несколько успокоило: все рожденные под солнцем дали ей клятву не причинять Бальдру вреда. Уверившись в том, что ни одно существо причинит зла его любимому сыну, а значит, он вновь будет радовать богов и людей своим присутствием, Один, отбросив всякую осторожность, отдался радостям пира.

Поле для игр богов было расположено на зеленой равнине Иды и называлось Идавёлль. Здесь боги отдыхали, а их любимым занятием было метать золотые диски, что они и делали с большой ловкостью. Они вернулись к своему обычному времяпрепровождению с удвоенной энергией после того, как туча, омрачавшая их мысли, была рассеяна предпринятыми Фригг мерами. Устав, однако, от своей старой игры, они придумали себе новое занятие. Узнав, что Бальдра невозможно ранить, они стали развлекаться тем, что метали в Бальдра всевозможные виды оружия, например камни. Они были уверены в том, что, несмотря ни на какие старания, вещи, поклявшиеся не причинять Бальдру вреда, либо пролетят мимо, либо упадут на землю. Это новое развлечение оказалось настолько захватывающим, что вскоре вокруг Бальдра собрались все боги, встречая каждую новую неудавшуюся попытку сразить его громким раскатистым смехом. Эти взрывы веселья вызвали внимание Фригг, которая пряла в Фенсалире; увидев старую женщину, проходящую мимо ее чертога, она попросила ее остановиться и рассказать ей, что же могло вызвать среди богов такую радость. Старухой был не кто иной, как переодетый Локи, который ответил Фригг, что боги бросают в Бальдра камни и другие предметы, как тупые, так и острые, а он остается при этом целым и невредимым. Богиня улыбнулась и вернулась к своему занятию, сказав, что Бальдру, действительно, ничто не могло причинить вреда, так как все существа любят солнце, воплощением которого он являлся, и торжественно поклялись не причинять ему зла. Локи, воплощение огня, очень сильно опечалился, услышав все это, так как он завидовал светоносному Бальдру, который совершенно затмил его и которого все так любили, в то время как его самого боялись и избегали. Однако он смог скрыть свои чувства, поинтересовавшись у Фригг, уверена ли она в том, что все создания присоединились к клятве.

Фригг гордо ответила, что она добилась торжественной клятвы от всех созданий, кроме омелы – безобидного маленького ползучего растения, растущего на стволе дуба у входа в Вальхаллу, и это растение было слишком незначительным, чтобы его можно было опасаться. Это было как раз то, что Локи и хотел узнать; попрощавшись с Фригг, он, прихрамывая, пошел прочь. Оказавшись вне поля зрения, он вернул себе прежний облик и поспешил к Вальхалле, где на стволе дуба, росшего у ворот в Вальхаллу, увидел омелу, о которой говорила Фригг. Затем при помощи волшебства он наделил растение ростом и твердостью, совершенно ему не свойственным. Из деревянного ствола он сделал древко и поспешил обратно в Идавёлль, где боги все еще забавлялись метанием орудий в Бальдра. Только Хед мрачно стоял в стороне, прислонившись к стволу дерева, и не принимал участия в игре. Локи беспечно подошел к слепому богу и, притворившись заинтересованным, спросил о причине этой печали, в то же время давая знать, что сам не играет из гордости и равнодушия. В ответ на это замечание Хед ответил, что только слепота мешает ему принять участие в игре. Тогда Локи вложил ему в руку побег омелы, ввел в центр круга, указав, куда метать прут, что Хед и сделал. Но к совему ужасу, вместо громкого смеха, который он ожидал услышать, раздался крик ужаса, так как прекрасный Бальдр упал на землю, насмерть пронзенный побегом омелы. Боги в полном замешательстве окружили своего любимца, но, увы, жизнь покинула его, и все их попытки оживить павшего солнечного бога были напрасны. Безутешные в своем горе, они в ярости обернулись к Хеду, которого они уже были готовы убить, если бы не закон богов, запрещающий проливать кровь в этом священном месте. Услышав их громкие причитания, Фригг поспешила к этому ужасному месту, и, увидев своего дорогого сына мертвым, она стала страстно умолять богов отправиться в Нифльхейм и упросить Хель отпустить пленника назад, ибо не могло было быть счастья на земле без него.

Так как путь был тяжел и труден, никто из богов не вызывался исполнить это поручение, и тогда Фригг пообещала, что она и Один вознаградят посланника своей любовью и расположением. Только Хермод вызвался выполнить поручение. Чтобы сократить дорогу, Один дал ему своего Слейпнира, и славный боевой конь, который только Одину позволял садиться на себя верхом, послушно оправился в путь по темной дороге в третий раз. В это же время Один приказал перенести тело Бальдра в Брейдаблик, а также велел богам срубить сосны в лесу, чтобы сложить достойный бога погребальный костер. Пока Хермод ехал унылой дорогой, что вела в Нифльхейм, боги принесли сосны к берегу, погрузили их на ладью Бальдра Хрингхорни, а затем соорудили большой погребальный костер. Согласно обычаям, ладью украсили коврами, гирляндами из цветов, всевозможными сосудами и оружием, золотыми кольцами и несметными драгоценностями. На борт подняли тело Бальдра, облаченного в роскошные одежды. Один за другим боги стали прощаться со своим любимым другом, а когда Нанна наклонилась над ним, ее любящее сердце разорвалось и она замертво упала рядом с ним. Увидев это, боги с благоговением положили ее рядом с мужем, чтобы и после смерти она могла сопровождать его. После того как убили его коня и собак и возложили на костер терновник, символ сна, к костру приблизился Один. В знак скорби и любви к умершему все боги возложили на костер самое ценное, что у них было, а Один, наклонившись, положил свое волшебное кольцо Драупнир. Было видно, как Один шепчет что-то на ухо погибшему сыну, но никто не разобрал слов.  Все было готово, боги решили спустить ладью на воду, но оказалось, что она слишком тяжела и они не могут сдвинуть ее с места. Горные великаны, наблюдавшие за происходящим издалека, решили помочь богам и сказали, что знают великаншу по имени Хюрроккин, которая обитала в Ётунхейме и была достаточно сильна, чтобы сдвинуть ладью без посторонней помощи. Тогда боги попросили одного из великанов поспешить за Хюрроккин, и в скором времени она прибыла верхом на волке-великане, которым управляла с помощью уздечки из извивающихся змей. Подъехав к берегу, великанша сошла на землю и сказала, что готова помочь богам, если они, в свою очередь, присмотрят за ее боевым конем. Один немедленно позвал четырех берсерков подержать ее волка, но, несмотря на всю свою небывалую силу, они не могли удержать это чудовищное создание до тех пор, пока сама великанша сама не повалила его и не связала. Хюрроккин, увидев, что теперь они могут справиться с ее непокорным конем, подошла к берегу, где далеко от кромки воды находилась огромная боевая ладья Бальдра Хрингхорни.  Упершись плечом в корму, великанша с огромным усилием сдвинула ладью в воду. Сила и скорость, с которой Хюрроккин сделала свое дело, были так велики, что задрожала земля, как во время землетрясения, а с катков от трения посыпались искры, и они загорелись. От неожиданности боги потеряли равновесие, что так разгневало Тора, что он схватил свой молот и разбил бы великанше череп, если бы остальные боги не удержали его. Как обычно быстро успокоившись, ибо гнев Тора всегда быстро утихал, он вновь поднялся на борт и освятил костер священным молотом. В то время как он совершал эту церемонию, путь ему перебежал карлик по имени Лит, и Тор, который еще не совсем успокоился, толкнул его ногой в костер, после чего карлик сгорел дотла вместе с телами божественной пары. Теперь большая ладья вышла в открытое море, и пламя погребального костра являло собой величественное зрелище; костер все разгорался, и, когда ладья достигла линии горизонта на востоке, стало казаться, что в огне и море и небо. Боги с грустью смотрели вслед пылающей ладье, пока она вдруг не исчезла в волнах. Когда потухла последняя искорка, весь мир в знак скорби по прекрасному Бальдру погрузился во мрак. Только лишь Фригг еще лелеяла надежду и с нетерпением ожидала возвращения своего посланца Хермода, который в это время проезжал по дрожащему мосту по направлению к Хель. На десятую ночь в пути он перебрался через бурный поток реки Гьелль. Здесь он столкнулся с Модгуд, которая спросила его, почему от его коня мост дрожал сильнее, чем от целой армии, и неужели он, живой, пытается проникнуть в страшный чертог Хель. Хермод объяснил Модгуд причину своего визита и, убедившись в том, что Бальдр и Нанна уже проехали по мосту до него, поспешил дальше, пока не достиг грозно возвышавшихся ворот. Не испугавшись этого препятствия, Хермод спешился на ровном льду и, подтянув подпругу, вонзив шпоры в гладкие бока Слейпнира, разогнал коня и перепрыгнул через ворота в Хель. Проехав дальше, Хермод достиг, наконец, зала для пиршеств Хель, где и увидел на ложе Бальдра, бледного и подавленного, а рядом с ним его жену Нанну. Он не мигая смотрел на кубок с медом, который никак не мог заставить себя выпить. Напрасно Хермод сообщал своему брату, что он приехал освободить его: Бальдр лишь грустно покачал головой, сказав, что знает, что ему придется пребывать в этой мрачной обители до тех пор, пока не придет его час. Он умолял своего брата забрать с собой Нанну, так как этот чертог теней не был уготован для столь светлого и прекрасного создания. Услышав эту просьбу, Нанна крепче прильнула к мужу, поклявшись, что ничто, даже пребывание в Нифльхейме, не заставит ее расстаться с ним. Пролетела ночь, и Хермод направился к Хель умолять ее, чтобы та отпустила Бальдра. Мрачная богиня в молчании выслушала его просьбу и, наконец, объявила, что отпустит своего пленника только при условии, что все живое и неживое будет оплакивать его в знак скорби. Этот ответ взбодрил Хермода, так как вся природа оплакивала смерть Бальдра, и не нашлось бы существа, которое не проливало бы о нем слез. Поэтому Хермод с легким сердцем покинул мрачные чертоги Хель, забрав с собой кольцо Драупнир, которое Бальдр передал обратно Одину, вышитый плат от Нанны для Фригг и перстень для Фуллы. Боги в тревожном ожидании обступили Хермода, как только он вернулся, и, когда он раздал дары и сообщил свою новость, асы послали гонцов во все концы света просить, чтобы все живые и неживые существа плакали о Бальдре. Гонцы помчались на север, юг, восток и запад, и позади них каждое растение проливало слезы, так что земля была влажной, а металлы и камни, несмотря на то что сердца их были черствы, тоже плакали. Наконец настало время возвращаться в Асгард. У дороги была темная пещера, в которой гонцы увидели сгорбившуюся великаншу Текк, которой, как полагают мифологи, был переодетый Локи. Когда ее попросили пролить слезу, она стала смеяться над посланцами и, укрывшись в глубине пещеры, заявила, что из глаз ее не прольется ни одной слезинки, а Хель может держать при себе пленника сколь угодно долго. Как только гонцы вернулись в Асгард, боги поспешили им навстречу, чтобы услышать, чего те добились. Но вот их лица, озаренные радостным ожиданием, помрачнели, когда они услышали, что одно создание отказалось пролить слезы. Это оззначало, что Бальдра в Асгарде они больше не увидят.

После нескольких попыток Одину удалось добиться согласия Ринд на брак, а также то, что сыну от этого брака было суждено отомстить за смерть Бальдра. И вот появился на свет этот чудесный ребенок, Вали-мститель, вступивший в Асгард в день своего рождения. В этот же самый день он убил Хеда стрелой из колчана, который, по-видимому, для этой цели и носил с собой. Таким образом, убийца Бальдра, хотя и ставший им помимо своей воли, согласно законам истинных скандинавов, искупил преступление своей кровью.

Физическое объяснение этого мифа можно искать либо в раннем заходе солнца (смерть Бальдра), которое исчезает в западных волнах и пропадает во мраке (Хед), либо в раннем окончании короткого северного лета и наступлении длинной зимы. Бальдр  персонифицирует ясное и светлое лето, когда заход и восход целуют друг друга и ходят в этих северных краях рука об руку. Его смерть от руки Хеда символизирует победу тьмы над светом, темной зимы над светлым летом; а месть Вали – это наступление нового светлого времени года после зимнего мрака.

Локи, огонь, завидует Бальдру, чистому божественному свету, который один из всех северных богов никогда не сражался, но всегда был готов прийти на помощь со словами мира и согласия. Слезы, проливаемые всеми созданиями по любимому богу, символизируют весеннее таяние снега, когда с каждого дерева, с каждой веточки и даже с камней капает влага. Только Текк не выказывает нежности, так как она похоронена глубоко в темной земле и не нуждается в солнечном свете. Из глубин своей подземной тюрьмы солнце (Бальдр) и растительный мир (Нанна) пытаются взбодрить небеса (Один) и землю (Фригг), посылая им кольцо Драупнир, символ плодородия, расшитый цветами плат, символизирующий растительный мир, который вновь обретет жизнь и украсит землю. Этическое значение мифа не менее красиво, так как Бальдр и Хед символизируют противоборствующие силы добра и зла, в то время как Локи является искусителем.

Один из самых значительных скандинавских праздников был приурочен к времени летнего солнцестояния, то есть почти к середине лета. Это был праздник в честь Бальдра Светлого, так как этот день считался днем смерти бога и сошествием его в нижний мир. В тот самый долгий в году день люди покидали свои дома, разводили большие костры и наблюдали за солнцем, которое на Крайнем Севере лишь касается горизонта, прежде чем начать новый восход. Начиная с середины лета дни становятся короче, а солнце греет все слабее, и так до зимнего солнцестояния, называвшегося Мать-ночь, самой длинной ночи в году. Канун летнего солнцестояния, который раньше отмечался как праздник Бальдра, теперь называется Днем святого Иоанна, так как культ этого святого полностью вытеснил культ Бальдра.

Источник: Хелен Гербер "Мифы Северной Европы"